Данилов-Ивушкин Игорь Александрович

Родился Данилов-Ивушкин (по паспорту Данилов Игорь Александрович) в апреле месяце, когда рождаются Овены — люди шумливые, темпераментные, импульсивные, даже конфликтные, и в то же время максимально трудолюбивые, целеустремленные. Что в целом как раз и требуется для формирования настоящего писателя, а тем более юмориста, сатирика, да еще романиста-метафизика.

День пятый был того месяца, год 1938.

По признанию самого Данилова-Ивушкина он крайне нетерпим к несправедливостям, а тем более к оскорблениям. Крайне! И если, говорит, у людей в прошлом действительно еще бывает жизнь, то в ней он, вне всякого сомнения, был или Дон Кихотом, или дуэлянтом, что называется, по призванию.

Стоит также добавить, что родился будущий писатель в Ленинграде, название которого терпеть не может, но тогда это был еще Ленинград. Родился за Нарвской заставой, где правил бал гегемон — Его Величество Рабочий. А под эгидой этого там в изобилии процветали фармазоны, гужбанье, ворье, налетчики. Все держалось на кулаке.

И потому, родившись в целом довольно интеллигентным, добрым, даже наверное излишне добрым ребенком, он был вынужден в дальнейшем для самоутверждения заниматься боксом, которому отдал пять лет аж. А далее уже обнаружились неплохие данные в плаванье…

До лет 18-20, вспоминает писатель, я ни в чем не имел успеха, кроме как в своем остроумии и во внимании девушек. Весьма симпатичным был тогда пареньком, хотя всегда, как сексуально озабоченный, мечтал о взрослой, эдакой волосатой женщине… Но звезд с неба не хватал. Был, по сравнению с сегодняшней своей формацией, наверное, словно олух Царя Небесного. Хотя при всем этом шутки, каламбуры из меня, как из рога изобилия, сыпались. И поведение доходило порой до буффонады, перерастающее иногда аж в клоунаду. Отчего окружающие вповалку валялись от хохота.

Помню, в школе. Начался урок географии. Учитель, хотя и вызывал меня в прошлый раз к доске, смотрю паразит эдакий, опять вызывает. Тогда послушно поднимаюсь и, стараясь выпрямить подгибающиеся коленки, жалостливым голосом говорю, что я урок не выучил, ибо вчера, к сожалению, жареным гусем объелся. Будь он неладен. Отчего потом страшно живот болел.

Кажется, ну, что смешного я сказал тогда?.. Абсолютно ничего, только этот далеко не молодой уже учитель, вдруг сложился пополам, лицо его перекосило судорогой, оно сморщилось, и он, на ходу вытирая слезы, забегал по классу, то и дело с придыхом охая. Вместе с ним загрохотал весь класс. Я же стоял эдаким столбом, придурком эдаким и всех в изумлении разглядывал.

И только гораздо позже стал понимать, что не только слова, текст смешат людей, но и внешний облик говорящего, его мимика, жесты, артикуляция.

Но и это еще не все. Влияет также излучение духовной субстанции, которая в каждой клеточке организма имеется. А моя энергетика, согласно проведенных замеров в Доме творчества в Комарово писателями, как оказалось, в 7-10 раз превышала энергетику среднестатистического жителя. И по следам таких наблюдений, исследований я в 1996 году — в возрасте уже 58 лет — написал и выпустил в свет книгу по теории юмора «Кто придумывает анекдоты, или как душа устроена?». Там, в частности, разъяснил также читателю метафизику взаимоотношений актера с залом. Почему один достает зал, а другой гораздо скромней на сцене выглядит, хотя оба все правильно делают.

Впервые обозначил также, что юмор бывает эстрадный, так называемый устный, «застольный» юмор, а бывает еще литературный. И что здесь очень любопытный парадокс наблюдается: то, что смешно на эстраде, далеко не всегда смешно в книге, а то, что смешно в книге, далеко не всегда смешно на эстраде. Достаточно вспомнить таких юмористов, как Аверченко, Зощенко, у которых всего по три-четыре рассказа читалось с эстрады. И раскрыл причины этого.

Одна из них — абсолютно разная в текстах литературного и эстрадного юмора каббалистическая комбинация значков алфавита, ключик к которой закладывается Творцом в автора еще в утробе матери. Обозначил также, что юмор, в силу субъективизма людей, воспринимается всеми по-разному. А потому один смеется над рассказанным анекдотом, другой улыбается, третий гогочет, четвертый плачет, а пятый с подозрением оглядывает всех четверых. Вот так все непросто в юморе.

И очень плохо понимают юмор писатели, критики, в силу специфического склада мышления, хотя, как всегда, из каждого правила бывают исключения. Обозначил также, что юмор воспринимается замечательно где-то в среднем до лет сорока, не более. А далее уже возникают семейные неурядицы, плохое здоровье, поиски высокой зарплаты, работы, а то и вообще идет «сплошная непруха», то есть невезение в жизни идет. И все это порой такой отпечаток на психике человека откладывает, что ему не то что смеяться, ему волком выть хочется.

Женщины же, как биологически и духовно утонченные существа, юмор, в отличии от мужчин, могут понимать до глубокой старости. Причем массово. Хотя, если вспомнить наше детство, юность, мы все его воспринимали почти одинаково. Палец покажи — и уже смеялись. Но годы шли, мы мужали, взрослели, и постепенно улыбка от всевозможных проблем, коллизий исчезала с лица нашего.

До лет, повторяю, 18-20 острил без устали. Экспромтом, ничего не придумывая. Острил и стал постепенно замечать, что мои шутки, ирония кой на кого начинают действовать чуть ли не убийственно. Отчего стали появляться недоброжелатели. А раз так, то надо было, как подсказывала мне моя интуиция, срочно корректироваться. Стал уменьшать уже на людей дозу своего юмора, который по-прежнему пер, как из рога изобилия. Настолько мощная была тогда в душе активизация определенного признака, который именно за юмор несет у людей ответственность.

Кстати, для полной ясности. В моих философско-метафизических романах в виде тетралогии, как очередной, после юмора, фазы творчества, сказано, что модель души, которая находится в области сердца, рекомендуется представлять в виде плода граната, только созданного уже Творцом на волновом уровне. И где каждое зернышко есть признак, который отвечает строго за определенную склонность человека к чему-либо, и этим характеризует его поведение. Соответственно имеет опять же строго свое электромагнитное излучение. И именно все эти признаки определяют жизнь того или иного индивидуума.

Красное зернышко означает, что признак активизирован, розовое — слабо активизирован, а вот белое зернышко — это уже явная пассивность наблюдается

Итак, в том 18-20-летнем возрасте признак души, отвечающий конкретно за юмор, был у меня, вне всякого сомнения, не то, что рубиновый, а темно-вишневый аж. Но из-за боязни нажить себе массу врагов, постоянно людей высмеивая, стал искусственно загонять уже его в пассивное состояние. Инстинктивно загонять, в целях выживаемости. Тем более из истории знал, что именно из-за своих насмешек и иронии погиб величайший русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов.

Умерил я на людей дозу своего острословия, и где-то к З0-летнему возрасту заметил, что юмор из меня… вообще улетучился. Сам же я эдаким молчуном заделался. Видимо, произошла мутация. И здесь надо отметить, что к этому времени у меня были перечитаны не только отечественные, но и все, если не сказать, абсолютно все зарубежные классики. Одновременно со всем этим появилась тяга уже к литературному юмору. То есть стал писать юмористические рассказы. И, как ни странно, это произошло как только, согласно моего списка, был проштудирован последний из классиков. Им оказался… Стефан Цвейг, который вообще не имел никакого отношения к юмору.

А устно, повторяю, вообще перестал острить.

Обычно на каждый день рождения ко мне из НИИ, где я в то время работал, приходили ведущие инженеры со своими женами. Где-то 7-8 пар собиралось. Так вот, все они по-прежнему продолжали острить, я же за столом превратился теперь только в слушателя.

Но что удивительно: на смену моим остротам вдруг пришли остроты Наталии Павловны-моей первой жены, за которой раньше я вообще не замечал юмора. Теперь она, вместо меня, за праздничным столом была в ударе. И, надо заметить, острила наравне с мужчинами.

Гораздо позже, когда наступила вторая стадия моего творчества — эдакая метафизическая, что ли — когда углубленная философия так же лавинообразно, как юмор до этого, ринулся мне в голову, я сумел дать и этому феномену объяснение.

25 лет, что было прожито с Наталией Павловной, кстати, хочется надеяться, что они доставили ей неописуемое удовольствие, так вот, все это время я изо дня в день облучал ее своей энергией. А биополе мое, или, если правильней выразиться, физическое поле, как уже говорилось, в 7-10 раз превышало на то время поле среднестатистического жителя. И это мое излучение,помимо оздоровительных функций, постоянно несло также огромнейшую массу всевозможной информации, включая юмористическую. И моя жена все это на протяжении многих лет впитывала.

Облучал также сына. В результате чего тот тоже стал писать рассказы. Причем не только юмористические, но и серьезные. А вот Наталия Павловна переняла от меня уже, как своеобразную эстафетную палочку, тот самый — так называемый устный юмор.

И такое утверждение подтверждается тем, что не только она, но и многие, скажем так, мои «приятельницы», также стали заниматься творчеством, хотя раньше даже намека на это не было. А тут еще, как очередное этому подтверждение, ученые любопытный эксперимент проделали. Стали дрессировать дельфина, а его приятельницу на это время в закрытом вольере оставили. Каково же было их удивление, когда та чуть позже проделала все те же пируэты, что и «парень» ее.

Вторая моя жена Вера Ивановна тоже стала заниматься творчеством, когда с ней, как и с первой женой было примерно столько же лет прожито. Изобрела новый способ «живописи» — сродни где-то мозаичному искусству. Хотя до этого опять же абсолютно не проявляла склонностей к творчеству.

Необходимо также отметить, что по гороскопу Данилов-Ивушкин Овен. Это апрель месяц, в котором нередко рождаются великие… И тут необходимо сказать, что эдакая особая, специфическая неадекватность в поведении, что является результатом такой же особой, специфической программы, заложенной в него Творцом от рождения, в сочетании с бунтарской нетерпимостью к несправедливости, плюс еще волевые качества, трудолюбие, образованность и начитанность, как раз и должны были сформировать в этом молодом пока еще авторе большого писателя, если учесть еще, что опять же от рождения он был наделен повышенным чувством юмора.

Чиновники и бюрократы в дальнейшем злобно прозвали его бунтарем, скандалистом, возмутителем спокойствия. А журналисты дали «танк» ему прозвище.

Как говорил о себе сам Данилов-Ивушкин — если у него в прошлом действительно была еще какая-то жизнь, то в ней он несомненно был задирой и дуэлянтом. Сейчас же, когда дуэли запрещены, это уже скандализмом называется. И такой характер полностью соответствует характеристике Шиллера, данной таким генотипам людей:

Покой мне чужд.
…Я должен
За целью ускользающей гнаться,
И лишь тогда мне наслажденье жизнь,
Когда в борьбе проходит каждый день.

После окончания Корабелки Данилов-Ивушкин прошел через все ступени служебной лестницы. Работал ведущим конструктором в ЦКБ «Знамя Октября»,где у него в год было до трех повышений. После чего на ту же должность, но с самым высоким окладом был приглашен в ЦНИИ «Лот» на работу. Там проработал десять лет, после чего перешел на так называемые вольные хлеба, то есть на свободное творчество.

Это все время, когда даже намека еще не было на литературные способности. Юноша зрел, зрел, питая себя в основном книгами, которые поглощал в изобилии. Поначалу читал бессистемно и, что называется, запоем, до одури, читал везде, где только можно, в том числе на уроках в школе, где , кажется, надо было слушать объяснения учителя.

И родители, видя что у их ребенка из-за явно ненормального, эдакого всепожирающего чтива падает зрение, стали его чуть ли не за уши от книг оттаскивать. Но ничего не помогало.

Учиться не любил. Мог, говорит, сидя на уроках, во все глаза пялиться на учителя, который что-то объяснял классу, а у самого в это время мысли были где-то в заоблачности, в космосе. Или же был занят думами о том, как бы побыстрее смотаться с уроков, прибежать домой, забраться с ногами на старенькую, продавленную в разных местах оттоманку, схватить книгу и читать, читать опять до одури.

Так что учиться общеобразовательным наукам не хотел. Но, в отличии от Антона Павловича Чехова и некоторых других великих, никогда не был второгодником.

Любимым предметом в школе была геометрия с тригонометрией.

После окончания десяти классов в 1955г. поступил в Судостроительный техникум и опять же как бы нехотя, без особого энтузиазма, закончил его. Без отрыва от производства. Такое впечатление, говорил Данилов-Ивушкин, учиться не хотелось, нравилось лоботрясничать, а тебя, словно Кто Свыше, тащил наверх за уши… Работал судосборщиком — специальность, которую по трудоемкости и вредности можно сравнивать разве что с шахтерской профессией. Особенно, когда работаешь на днище корабля или судна, говорил Данилов-Ивушкин. Где от газорезки, сварки металлоконструкций все вокруг в ядовитом дыму, а вентиляции нет. Спущен только шланг сжатого воздуха. И от высокого давления у тебя чуть ли не барабанные перепонки лопаются.

Далее опять же, как бы нехотя, зато по-прежнему с большими амбициями, Данилов-Ивушкин поступает в самый сложный ВУЗ по тому времени — Ленинградский Кораблестроительный институт. И успешно, по-прежнему не гоняясь за высокими оценками, заканчивает его в 1965г. При этом, как он утверждает, не исписал даже 96-страничной тетради, какие продавались тогда повсюду для студентов. Не исписал потому, что вообще не ходил на лекции, благо были хорошие взаимоотношения со старостой, который вел журнал посещаемости. Зато дипломный проект, зная свои пробелы в учебе, стал готовить самым тщательным образом. За что позже на защите получил не только оценку «отлично», но и аплодисменты сокурсников, которые там присутствовали.

До лет 18-20, вспоминает писатель, я ни в чем не имел успеха, кроме как в своем остроумии и во внимании девушек. Весьма симпатичным был тогда пареньком, хотя всегда, как сексуально озабоченный, мечтал о взрослой, эдакой волосатой женщине… Но звезд с неба не хватал. Был, по сравнению с сегодняшней своей формацией, наверное, словно олух Царя Небесного. Хотя при всем этом шутки, каламбуры из меня, как из рога изобилия, сыпались. И поведение доходило порой до буффонады, перерастающее иногда аж в клоунаду. Отчего окружающие вповалку валялись от хохота.

Помню, в школе. Начался урок географии. Учитель, хотя и вызывал меня в прошлый раз к доске, смотрю паразит эдакий, опять вызывает. Тогда послушно поднимаюсь и, стараясь выпрямить подгибающиеся коленки, жалостливым голосом говорю, что я урок не выучил, ибо вчера, к сожалению, жареным гусем объелся. Будь он неладен. Отчего потом страшно живот болел.

Кажется, ну, что смешного я сказал тогда?.. Абсолютно ничего, только этот далеко не молодой уже учитель, вдруг сложился пополам, лицо его перекосило судорогой, оно сморщилось, и он, на ходу вытирая слезы, забегал по классу, то и дело с придыхом охая. Вместе с ним загрохотал весь класс. Я же стоял эдаким столбом, придурком эдаким и всех в изумлении разглядывал.

И только гораздо позже стал понимать, что не только слова, текст смешат людей, но и внешний облик говорящего, его мимика, жесты, артикуляция.

Но и это еще не все. Влияет также излучение духовной субстанции, которая в каждой клеточке организма имеется. А моя энергетика, согласно проведенных замеров в Доме творчества в Комарово писателями, как оказалось, в 7-10 раз превышала энергетику среднестатистического жителя. И по следам таких наблюдений, исследований я в 1996 году — в возрасте уже 58 лет — написал и выпустил в свет книгу по теории юмора «Кто придумывает анекдоты, или как душа устроена?». Там, в частности, разъяснил также читателю метафизику взаимоотношений актера с залом. Почему один достает зал, а другой гораздо скромней на сцене выглядит, хотя оба все правильно делают.

Впервые обозначил также, что юмор бывает эстрадный, так называемый устный, «застольный» юмор, а бывает еще литературный. И что здесь очень любопытный парадокс наблюдается: то, что смешно на эстраде, далеко не всегда смешно в книге, а то, что смешно в книге, далеко не всегда смешно на эстраде. Достаточно вспомнить таких юмористов, как Аверченко, Зощенко, у которых всего по три-четыре рассказа читалось с эстрады. И раскрыл причины этого.

Одна из них — абсолютно разная в текстах литературного и эстрадного юмора каббалистическая комбинация значков алфавита, ключик к которой закладывается Творцом в автора еще в утробе матери. Обозначил также, что юмор, в силу субъективизма людей, воспринимается всеми по-разному. А потому один смеется над рассказанным анекдотом, другой улыбается, третий гогочет, четвертый плачет, а пятый с подозрением оглядывает всех четверых. Вот так все непросто в юморе.

И очень плохо понимают юмор писатели, критики, в силу специфического склада мышления, хотя, как всегда, из каждого правила бывают исключения. Обозначил также, что юмор воспринимается замечательно где-то в среднем до лет сорока, не более. А далее уже возникают семейные неурядицы, плохое здоровье, поиски высокой зарплаты, работы, а то и вообще идет «сплошная непруха», то есть невезение в жизни идет. И все это порой такой отпечаток на психике человека откладывает, что ему не то что смеяться, ему волком выть хочется.

Женщины же, как биологически и духовно утонченные существа, юмор, в отличии от мужчин, могут понимать до глубокой старости. Причем массово. Хотя, если вспомнить наше детство, юность, мы все его воспринимали почти одинаково. Палец покажи — и уже смеялись. Но годы шли, мы мужали, взрослели, и постепенно улыбка от всевозможных проблем, коллизий исчезала с лица нашего.

До лет, повторяю, 18-20 острил без устали. Экспромтом, ничего не придумывая. Острил и стал постепенно замечать, что мои шутки, ирония кой на кого начинают действовать чуть ли не убийственно. Отчего стали появляться недоброжелатели. А раз так, то надо было, как подсказывала мне моя интуиция, срочно корректироваться. Стал уменьшать уже на людей дозу своего юмора, который по-прежнему пер, как из рога изобилия. Настолько мощная была тогда в душе активизация определенного признака, который именно за юмор несет у людей ответственность.

Кстати, для полной ясности. В моих философско-метафизических романах в виде тетралогии, как очередной, после юмора, фазы творчества, сказано, что модель души, которая находится в области сердца, рекомендуется представлять в виде плода граната, только созданного уже Творцом на волновом уровне. И где каждое зернышко есть признак, который отвечает строго за определенную склонность человека к чему-либо, и этим характеризует его поведение. Соответственно имеет опять же строго свое электромагнитное излучение. И именно все эти признаки определяют жизнь того или иного индивидуума.

Красное зернышко означает, что признак активизирован, розовое — слабо активизирован, а вот белое зернышко — это уже явная пассивность наблюдается

Итак, в том 18-20-летнем возрасте признак души, отвечающий конкретно за юмор, был у меня, вне всякого сомнения, не то, что рубиновый, а темно-вишневый аж. Но из-за боязни нажить себе массу врагов, постоянно людей высмеивая, стал искусственно загонять уже его в пассивное состояние. Инстинктивно загонять, в целях выживаемости. Тем более из истории знал, что именно из-за своих насмешек и иронии погиб величайший русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов.

Умерил я на людей дозу своего острословия, и где-то к З0-летнему возрасту заметил, что юмор из меня… вообще улетучился. Сам же я эдаким молчуном заделался. Видимо, произошла мутация. И здесь надо отметить, что к этому времени у меня были перечитаны не только отечественные, но и все, если не сказать, абсолютно все зарубежные классики. Одновременно со всем этим появилась тяга уже к литературному юмору. То есть стал писать юмористические рассказы. И, как ни странно, это произошло как только, согласно моего списка, был проштудирован последний из классиков. Им оказался… Стефан Цвейг, который вообще не имел никакого отношения к юмору.

А устно, повторяю, вообще перестал острить.

Обычно на каждый день рождения ко мне из НИИ, где я в то время работал, приходили ведущие инженеры со своими женами. Где-то 7-8 пар собиралось. Так вот, все они по-прежнему продолжали острить, я же за столом превратился теперь только в слушателя.

Но что удивительно: на смену моим остротам вдруг пришли остроты Наталии Павловны-моей первой жены, за которой раньше я вообще не замечал юмора. Теперь она, вместо меня, за праздничным столом была в ударе. И, надо заметить, острила наравне с мужчинами.

Гораздо позже, когда наступила вторая стадия моего творчества — эдакая метафизическая, что ли — когда углубленная философия так же лавинообразно, как юмор до этого, ринулся мне в голову, я сумел дать и этому феномену объяснение.

25 лет, что было прожито с Наталией Павловной, кстати, хочется надеяться, что они доставили ей неописуемое удовольствие, так вот, все это время я изо дня в день облучал ее своей энергией. А биополе мое, или, если правильней выразиться, физическое поле, как уже говорилось, в 7-10 раз превышало на то время поле среднестатистического жителя. И это мое излучение,помимо оздоровительных функций, постоянно несло также огромнейшую массу всевозможной информации, включая юмористическую. И моя жена все это на протяжении многих лет впитывала.

Облучал также сына. В результате чего тот тоже стал писать рассказы. Причем не только юмористические, но и серьезные. А вот Наталия Павловна переняла от меня уже, как своеобразную эстафетную палочку, тот самый — так называемый устный юмор.

И такое утверждение подтверждается тем, что не только она, но и многие, скажем так, мои «приятельницы», также стали заниматься творчеством, хотя раньше даже намека на это не было. А тут еще, как очередное этому подтверждение, ученые любопытный эксперимент проделали. Стали дрессировать дельфина, а его приятельницу на это время в закрытом вольере оставили. Каково же было их удивление, когда та чуть позже проделала все те же пируэты, что и «парень» ее.

Вторая моя жена Вера Ивановна тоже стала заниматься творчеством, когда с ней, как и с первой женой было примерно столько же лет прожито. Изобрела новый способ «живописи» — сродни где-то мозаичному искусству. Хотя до этого опять же абсолютно не проявляла склонностей к творчеству.

Необходимо также отметить, что по гороскопу Данилов-Ивушкин Овен. Это апрель месяц, в котором нередко рождаются великие… И тут необходимо сказать, что эдакая особая, специфическая неадекватность в поведении, что является результатом такой же особой, специфической программы, заложенной в него Творцом от рождения, в сочетании с бунтарской нетерпимостью к несправедливости, плюс еще волевые качества, трудолюбие, образованность и начитанность, как раз и должны были сформировать в этом молодом пока еще авторе большого писателя, если учесть еще, что опять же от рождения он был наделен повышенным чувством юмора.

Чиновники и бюрократы в дальнейшем злобно прозвали его бунтарем, скандалистом, возмутителем спокойствия. А журналисты дали «танк» ему прозвище.

Как говорил о себе сам Данилов-Ивушкин — если у него в прошлом действительно была еще какая-то жизнь, то в ней он несомненно был задирой и дуэлянтом. Сейчас же, когда дуэли запрещены, это уже скандализмом называется. И такой характер полностью соответствует характеристике Шиллера, данной таким генотипам людей:

Покой мне чужд.
…Я должен
За целью ускользающей гнаться,
И лишь тогда мне наслажденье жизнь,
Когда в борьбе проходит каждый день.

После окончания Корабелки Данилов-Ивушкин прошел через все ступени служебной лестницы. Работал ведущим конструктором в ЦКБ «Знамя Октября»,где у него в год было до трех повышений. После чего на ту же должность, но с самым высоким окладом был приглашен в ЦНИИ «Лот» на работу. Там проработал десять лет, после чего перешел на так называемые вольные хлеба, то есть на свободное творчество.