В аудитории 22 на Звенигородской, 22 пахло лампами и оттепелью. Мы смотрели на тексты и на концентрацию плавящегося льда, которого было так много в старом городе, что добрались до «Дереветра» в этот вечер лишь наибольшие ценители интеллектуальной поэзии Алексея Ларионова. Алексей и раньше нас ею одаривал. Но два года прошло без стихов. Лишь на статьях. И вот — очередной поэтический период.
В поэзии Алексея порой приходится продираться сквозь префиксы, которые, безусловно, имеют какой-то эзотерический смысл. По крайней мере, по-латыни «pro» означает «для». Тут стоило бы начинать с азов, с науки чтения, со сложенных слов про сущность. Поскольку при таком способе можно сказать правду. Но это отдавало бы неуместным напёрсточничеством. А если про propos правду (префиксы продолжают преследовать): поэзия Алексея правду скрывает и делает это на удивление предметно. Она имитирует правду. В конце концов, она и есть правда, если только иметь силы принимать бытие так, как принимает его автор. Потому что это предельно болезненное ощущение – привыкание к невозможности аж до такой степени, что рождается лёгкость предсмертного марева. Такая сосредоточенность на самых незначительных сменах (тропизмах) окружающей среды, заострение взгляда, характерное разве что для болезненного сознания, проникновение в припрятанную сущность действительности. Отсюда — парадоксальное соединение абсолютной свободы и непреодолимой обречённости, простоты и переусложнённости, удовольствия и отвращения. Если говорить об обречённости, то главный герой оказывается в ситуации жестокой детерминизованности, которая считывается в незначительных вещах. Однако эти вещи для человека чувствительного сверх всякой меры превращаются в знаки, указания, тропинки, переходы, лабиринты и карты трансгрессий, означая, в конце концов, единственно-возможный перелив слов.
Надо сказать, Алексей сам изъявил желание, чтобы его стихи разобрались. Видимо, для смены оптики. Оппонентом сложных текстов Алексея согласилась стать Вера Зарницкая. Она подошла к делу ответственно, продемонстрировав высокий уровень погружения в глубину слов и пауз поэта. Тут чрезвычайно сложно что-либо комментировать. Можно только ощущать. Геннадий Булин говорил исключительно про знаки препинания. А Галина Бердичевская — про психологию. Но, в целом, высказываемые мысли отличались новизной и глубоким содержанием, отсылающим вплоть до Пьера Гийоты. Впрочем, тексты Алексея не настолько радикальны. В них нет такой знаковой игры. Её, собственно, и не требуется, потому что — оттепель, и пахнет лампами, и нет необходимости передавать все слова, как нет смысла продолжать в рамках отчёта семантическое исследование. Достаточно лишь добавить три стихотворения, из представленных в подборке. И поставить последнюю точку.
__
тело того человека в ступнях скалы
ей чуждо наравне с моим
пожалуй, здесь уместно лишь море
и разбитые ритмом блики
нас роднит знание вкуса солнца
и текущий момент
которого он не видит –
так вальяжно лежат только мертвые звери
в своей видовой беспрерывности
бесконечно стоять вблизи
шумящих прибоем ушей
сниться тенистым облаком
тому человеку
конечно, можно было бы…
__
проходят плугом
взрезают дни больничного двора
простые числа
что делятся лишь на
себя и по койкам
связанные с друг другом
высокомерными взглядами птиц
и спектром маршрутов
тела-аллегории кораблекрушения –
дрейф в ожидании Сциллы
___
выдать циклону свободу
и пусть бежит
как на планетах безжизненных –
мчится быстрее звука
в затылок преследует
слепым орбитальным глазом
постсилкового волка
нас превращая в преграды
на пути ударной волны
какие возводит пытливость ученых
сращенных ужасом перед ветром.
выдать – вернется каяться.
Геннадий БУЛИН,
поэт, переводчик, главный редактор журнала «Рог Борея»,
соведущий ЛИТО «Дереветер».
За фотографии благодарим Романа Радина.