Синий вечер, звезда золотая

Смирнов Сергей. "Сочельник. Час первой звезды". 1997. Flickr

«Морозная ночь походила на сказку»…  Под Рождество мы не только дети Божьи, но и просто дети, жаждущие чуда, готовые разглядеть в снежинке – ангела, а в пассажирах автобуса – волхвов, следующих за путеводной звездой. Иногда только одолевают сомнения: достойны ли мы этого чуда, хватит ли в нас веры? В стихах петербургских поэтов традиционные рождественские мотивы как морозные узоры на окне: залюбуешься и поверишь в волшебство.

Алексей Любегин:

РОЖДЕСТВО

Легкий снег кружится во дворе
и к церковной раме припадает:
Что там происходит в алтаре?
Неужели бабочки летают?

И на ризу батюшки они
– посмотри – садятся без боязни,
и в глазах молящихся – взгляни –
свечечками вспыхивает Праздник!

Легкий снег кружится во дворе
и к церковным рамам припадает:
бабочки летают в алтаре!
Или это ангелы летают?

Марианна Соломко:

Синий вечер, звезда золотая
И рождественская карусель.
В каждый дворик и дом залетая,
Озорная кружится метель.

А на ёлке сверкают игрушки,
Серпантин, словно локон, сбежал.
И стреляет Щелкунчик из пушки
По грызущим орехи мышам.

Пряник сахарный, крендель с корицей
И бумажных снежинок балет.
На каток все айда – веселиться!
Ведь чудеснее праздника нет!

И под вальс петербургского снега,
В самый светлый канун Рождества
Вдруг звезда улыбнётся нам с неба
Возле Ангела и Креста.

Алина Митрофанова:

Торжественный колючий снег,
Дерев готические ветки,
Мороз, стремительный и меткий,
Погнал домой, на обогрев.

А то б смотреть на волшебство
И думать думою бесхозной
О том, как кто-то в небе звёздном
Узнал, что где-то Рождество.

О том, как много лет назад…
О том, как не было и было…
О том, как ангел златокрылый
Сказал: «Домой идти нельзя!»

А ты идешь, а ты замёрз,
И ангелов давно не слышишь…
А ты судьбу свою принёс,
А ты своим дыханьем дышишь.

Елена Качаровская:

Рождественское

Как грань тонка, как нитевидны тени,
Как призраки дрожащие смешны
Или страшны? Как холод жжет колени,
Как горло ждет внезапной тишины,

Как рвет копье обледеневшей ветки
Небес молочных пленку, как сполна
И гулко льдинки падают в кювет
И,
Рассыпаясь, сеют семена,

И разлетаясь в ангельские звезды,
Не на погоны этим или тем,
Звенят, перекликаясь: «Happy Birthday!»,
И осияют светом Вифлеем.

От блеска злата тлеют смирна, ладан –
Щедры дары младенцу от волхвов,
Они бредут и путь их предугадан,
Царю царей подарена любовь.

Как грань тонка, молитвы голос тайный,
На перекрестке светоча и тьмы
Есть пятачок земли обетованной,
Где на коленях маленькие мы.

Александр Товберг:

Вот Рождество… Ты спишь, младенец,
И теплый сон тобой владеет.
Ты спишь, сопишь и не страдаешь,
И всей Вселенной обладаешь.

Вот вводят мудреца слепого,
Он ощущеньем счастья скован…
Звук каплет в омут тишины…
Тебе большие снятся сны.

Иосиф вот. Он наблюдает.
Глядит на странное свиданье:
Старик, дитя… Что между ними?..
Мир между ними – замер, вымер…

Вот вол вздыхает, вот ослица.
И сон младенца длится, длится…
Сиянье в полночь проникает,
Оно здесь незачем покамест…

Мария вот. Она устала,
Ее баюкает усталость,
И шепот мудреца слепого
Для забытья – хороший повод.

Ну вот и все, уже светает,
Звезда над горизонтом тает…
Младенец спит, и тает чудо…
И где-то так же спит Иуда.

Иван Коновалов:

Как жаберную щель на остановке
автобус дверь открыл и пригласил
меня шагнуть в него с бетонной бровки
туда, где мертвых лошадиных сил
удерживая норов скрежетало
сцепленье глухо, где мотор гасил
любые мысли лязганьем металла.
Мы тронулись – людей десятка два
и разный шум – до нового привала.
Кто растолковывал свои слова
соседу, кто молчал, кто телефону
кричал чего-то слышное едва –
так Ярославль не слышит Персефону,
когда январь в ночах теряет день.
Со смеха что шипучие сифоны
девчонки прыскали, сморила лень
двоих мужчин от жара разомлевших,
среди толпы покачивалась тень
жены с младенцем. Колыбельно певших
младенцу губ не слышно было мне;
так – пара звуков, чудом долетевших.
Цыгане громко спорили, в окне
высматривая что-то: кочевую
звезду свою цыганскую зане.
И радостно мне было, но чему я
был рад, не знаю: скарб цыганский пах
благоуханно, запахом чаруя;
блестело тускло золото впотьмах
на их руках унизанных перстнями,
и локоны распущенные взмах
голов чертить пружинными тенями
стремились будто дерева листва.
Старуха с внуком, бывшая меж нами
речь завела о тайне Рождества.

Роман Круглов:

То, о чем думалось мало-помалу всю жизнь –
Бог или снег –
К делу его не пристроить, в сюжет не сложить.
Был или нет?

Снился, казался, клонился, летел высоко,
Таял в руках.
Для измеренья и обозначенья его
Нет языка.

Легкая тяжесть, смешная ручная звезда,
Медленный свет, –
Вот он почти, он уже, навсегда и всегда,
Но еще нет.

Подборку подготовила Юлия Медведева.