В четверг, седьмого ноября 2024 прошло собрание Секции критики и литературоведения Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России, на котором обсуждалось творчество Михаила Серебринского: стихотворения и переводы из книги «Жёлтый квартал» и подборка в журнале «Алтай». Руководитель Секции, Роман Круглов, представил автора и рассказал, что книга издана на грант.
Михаил прочёл несколько своих стихотворений, после чего желающие стали высказываться по поводу прочитанного и задавать автору вопросы. Наталия Евгеньевна Мясоедова, филолог-пушкиновед, принялась весьма взволнованно задавать Михаилу «ошеломительные» вопросы и перечислять, кажущиеся ей неудачными, выражения, рифмы, нарушения размера и прочее, обнаруженное в его стихах. В своих высказываниях она ссылалась на Баратынского, Языкова, Бенедиктова и других, цитировала Бродского и Есенина, вспоминала сюжеты из Ветхого Завета. По ходу своего развёрнутого и весьма эмоционального выступления она посоветовала автору свою книгу сжечь и произнесла сакраментальное: «можешь не писать – не пиши».
Выступивший следом председатель Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России Борис Александрович Орлов, в основном, поддержал предыдущего оратора, и посетовал о своём. Рассказал о неких молодых стихотворцах, которые в ответ на замечания о своих никудышных стихах заявляют, что пишут «для себя».
Было ещё несколько выступлений. Но все говорили, по преимуществу, о недочётах в форме стихотворений или о своём наболевшем, никто не сказал о содержании, о чём же автор хотел поведать читателю. А ведь Михаил создаёт для нас свой мир, яркие поэтические образы, прекрасную, искреннюю лирику, в том числе любовную.
В наш суматошный и довольно циничный век мало кто пишет о любви. Если спросить: какие вы знаете стихи о любви, то назовут «Я помню чудное мгновенье», «Первые свидания» Арсения Тарковского, что-то Ахматовой, Блока, Маяковского, Пастернака, Заболоцкого. Тютчев и Фет также не остались в стороне, а среди нынешних как-то не вспомнить никого.
Поэзия, как известно, область чувств и не надо никому объяснять, «что движет солнце и светила», какое чувство. Вспомните слова Апостола Павла о Божественной всеобъемлющей любви, а ведь любовь мужчины и женщины является важной её частью. И вот появляется Михаил Серебринский и пишет так:
…И девочка ушла. Я шёл за ней
(За памятью о ней), как некий Данте.
Сутулился, предчувствуя в спине
И боль и музыку. И стал горбатым.
Я знал, сам Бог был в девочку влюблён
И набирал ей личный цирк уродов:
Там нищий Мандельштам считал ворон,
Там Пастернак хромал по огородам.
А я растил свой музыкальный горб,
Чтоб чувствовать им нежность и ненужность,
Чтоб общей болью позвоночный столб
Звучал и музыка рвалась наружу.
Чтоб девочка и Бог нас, наконец,
Любили диких, вытянувших руки
с цветами из оборванных сердец
(Любили не за них – за звуки, звуки…)
Мир Серебринского расположен где-то за Стрельной, около деревни Горбунки, в парках Петергофа, на даче, где разрослась сирень, посаженная ещё прабабушкой, в жёлтом от осенних клёнов квартале, в лесу, где растёт ягода «грустиника». «Только ягода грустиника / Зреет – мается по лесам. / По губам, по твоим глазам – / Всю попробуй-ка собери-ка.»
Лирический герой Серебринского пишет возлюбленной о своей буквально многовековой любви: «Я знаю, мы были знакомы всегда. / Когда ты была мотыльком в мезозое, / Искал тебя по разноцветным следам / От крылышек. Был голубой стрекозою. / На древнюю плёнку фасеточных глаз / Снимал тебя в листьях, хвощах и кораллах. / Жаль, нам не достать этих снимков сейчас – / Две эры спустя ты бы точно признала. / Как много взяла от того мотылька: / Глаза цвета листьев и краски на веках. / А трепет (по телу и до холодка!), / Что свойственно бабочке, не человеку? / Ты думаешь всё это – милый пустяк. / Спокойна как лес перед древней грозою, / Внимательно смотришь. Не веришь? Пусть так. / А там в мезозое, а там, в мезозое…»
Но не только любовные переживания превращает автор в стихи. Вот, например, такая поэтическая зарисовка:
Когда окно сломалось, целый сад
Вошёл в квартиру, стряхивая ветки.
Был низкий гул, точнее – голоса
Деревьев. Было оханье соседки.
<…>
В окне шёл снег. В саду скрипел настил.
Окно поддалось к середине ночи,
И сад ему, конечно, уступил.
В квартире стало тише, одиноче.
Нужно ещё добавить, что в книгу вошли, переведённые Михаилом, стихотворения Луи Арагона, Гийома Аполлинера, Роберта Фроста, Уильяма Йейтса, Поля Валери.
Книга снабжена цветными иллюстрациями Дарьи Масленниковой, возможно, не всегда удачными, и предисловием Елены Севрюгиной. Можно, конечно, придираться к отдельным недочётам книги, но, на мой взгляд, – это всё же успех. Поздравим молодого автора с публикациями! Читайте хорошие стихи наших авторов.
Светлана Хромичева