Вот так задумаешься: что написать о человеке, которого давно знаешь? А написать-то и нечего, ибо он сам о себе всё пишет, поёт, а ещё лучше – отмалчивается. Недавно же в тоненькой книжице попытался концепцию своего молчания стишками передать. Пусть, мол, за него душа по имени Иван отдувается. А ей – душе – деваться некуда, вот она и трудится и день, и ночь, и круглые сутки. Хотя внешне автор её – души своей – непроницаем и флегматичен. Так, пошутит иногда, чтоб не забывали, что с чувством юмора у него всё в порядке, и дальше в своё глубоководное плаванье отправится по известному одному ему кругосветному маршруту внутри себя. В астрал уйдёт – астралопитек этакий. Позовёшь: «Эй, Иван, ты здесь»? Он в ответ: «Не Иван я, а Александр». А ведь и правда – вспомнишь, – и пока Иван-Александр на музыкальном инструменте играет, уткнёшься с головой в книжку его новорождённую, дабы понять и заново осмыслить-таки однажды слышанное, да не однажды понятое.
Пролистал я первую часть и нырнул в общее бытие, даже подпрыгнул от знакомых реалий. Так вот же он – «Производственный роман из Тудырки, набитой злыми мужиками», собравшимися во дворах под серым небом во глубине донецких руд. Родные приметы милого пролетарского Донбасса, маслом по холсту, но далее – кровью и грязью братоубийственной войны, от которой, как ни прячься в медитацию, как ни переназывай её, но – война – была, есть и будет – в тебе, и помрёт только с тобой.
А пока – её можно запаковать в слово, преобразовать в символы и отправить в бесконечный путь в «двухстах вагонах покойников по запасной колее в поисках самого синего мо». Это – эпически-инфернальная составляющая, берущая читателя за шкирку и окунающая в суровый апокалипсис сегодня. Беда в том, что кишащие подтекстами из пережитого и прочувствованного стихи второй, третьей, частично четвертой части (или – где я там ещё пропустил?) – будут непонятны «хипстерам с брадами в кока-коле». Хотя – беда ли это? В какие времена были понятны рядовому обывателю игры политиканов, ведущие к вооружённым конфликтам?.. А стихи такого уровня (уровней) – так тем более.
Впрочем, о чём я? – ничто не ново под светилом. И «переделывать мир под кошмарный сон», и утверждать, что «наша сила – в слове, а не в руках», и тут же опровергать – «слово снова пущено с молотка», и бесясь от бессилия, просить язык, чтобы он «загрыз кого-нибудь» – стандартный удел классического поэта, которому «повезло» жить в эпоху перемен. Ибо чем, кроме слова, он может воевать с миром внутренним и миром внешним? Ах, да – ещё музыкальным сопровождением к ритмически выстроившимся строкам. А в итоге из коротких стишков-картинок получается эдакая картина синергетического хаоса современного автору бытия, преображённая его понятийным аппаратом.
Иногда картинки достигают эпического размаха, благодаря употреблению сакральных образов: «Полфрейда за коня, полдетства за Эдипа!», «спит-богатырским-сном-богатырский-конь…», «Лежала во чистом поле мёртвая голова…». И хотя «теленовостей эпические сводки» постоянно стараются сбить этот внутренний авторский прицел на «большое, светлое, мирное, мифическое», тем не менее, оно всплывает из шахтных пластов детства и – «камешки перетираются» в волшебный порошок. Этим волшебным порошком, его микроблёстками, играют даже вызывающие щемящее чувство потери строки стихов «Старые фотографии листая…», «Сосед, умерший в прошлом году, зимой…». А «Говорила мне мама…» – это по сути повесть о жизни, попытка связать прошлое с будущим, чтобы состояние «междутам-междуздесь» соединилось в одно ёмкое целое «здесь и сейчас» в плане географическом, временнОм, событийном.
Уж и так и этак листал я книгу туда-сюда, то с середины читал, то по частям, то отдельные стихи выхватывал – с конца, с начала, и соединялась она во мне радужным полотном, составленным из лоскутов, будто одеяло, которым хочется укрыться от надвигающегося грохота всего мира, несущегося под откос поезда. Да, страшно, внешне – показательно сумеречно, а внутри, под одеялом – тепло, укромно, сказочно от радуг живого слова. Особенно, когда шестым чувством начитанного коллеги улавливаешь непередаваемую аллитерированную игру в игру с фантастическими персонажами, терминами, с приёмами их использования для создания неосемантики, своего поля новояза, на котором автор сам устанавливает правила и расставляет фигуры, соответственно, и действовать они должны по логике авторского сюжета.
Откидываешь полог… Тук да тук, трынь да брынь… Стихает Слово, стекает стихами… И отлетает Музыка лёгким дымком…
Александр Товберг,
поэт, член Союза писателей России (СПб отделение)