…надеюсь, перемирия. И вот почему: не политики, а психологи считают, что любое искушение – не только бытовое – ограничивает боязнь последствий. Но с другой стороны, риски содержит и «инерция привыкания». Проще говоря, степень подконтрольности того, к чему стали привыкать, в расчёт не берётся. К тому же войну в том виде, в котором она ведётся на Украине, Запад воспринимает как нечто отвлечённое. Почти как обкатку вооружения в полевых условиях. Поэтому водораздел между войной и миром там не ощущается.
* * *
Собственный международный опыт подводит к осмыслению предпосылок к замирению и наоборот – эскалации. Но повторю: переход от сегодняшней реальности к любому по последствиям завтрашнему дню – скорее сиюминутно рефлекторный. Далеко не в первую очередь приходит мысль о том, что в «большой» войне победителей не будет. Главная, на мой взгляд, предпосылка к перемирию – это разница и одновременно сходство в восприятии конфликта политиками США и Европы. Это там и там побуждает скорее отойти от опасной черты, нежели к ней приблизиться…
Для американцев всё, что далеко от Флориды или Калифорнии, – абстрактно. Да и Китай, в отличии от Европы и России, беспокоит больше. К тому же при любом стремлении Вашингтона к глобальному «чемпионству» «домашние» дела нагляднее, особенно в канун президентских выборов. И вообще: «Пусть европейцы сами разбираются. Поднадоели: двух процентов военного бюджета гарантировать не могут… Да и война на истощение России – перспективнее разового по ней удара. Поэтому пусть всё идёт как идёт».
Для европейцев Украина – тоже «где-то ближе к Китаю», но лучше не рисковать. А коль скоро главным по «войне и миру» выступает Вашингтон, то, как считают в готических столицах, ему и карты в руки: мы-то причём? Но Запад потому и коллективный, что «слушается» Вашингтона. Надежда на то, что американцы всё просчитали, подпитывается «цифровой прагматикой». Она опирается на «глобально-арифметический» «дебет-кредит»: раз Запад богаче, то у его противников шансов нет. Только пусть американцы «правят бал» без покушения на привычный для Европы образ жизни. (Политическая «алгебра», тем более «геометрия Лобачевского» никому на Западе не интересны.)
Но потери для ЕС уже заметны: рост цен, например, на энергоносители за два года составил рекордные почти 25%. Да и с мигрантами – всё непросто и надолго. Отсюда – не просчитываемые внутриполитические для ЕС последствия. Да и флегматичный взгляд на события подводит к мысли: «Пока Россия не напала на Европу, не стоит торопиться с ядерным для Москвы Армагеддоном (вдруг и к нам прилетит!»).
Поэтому сегодняшний «дебет-кредит» скорее в пользу заморозки конфликта. Хотя бы для того, чтобы оглядеться. Но не стоит упрощать: уверенность Запада в своей «победной поступи» опирается на многовековую инерцию. Ту, что утвердила деление мира на цивилизованный Запад и отсталый, хотя и коварный Восток. В нашей «хронической допотопности» их убеждает не только преимущественная нацпринадлежность лауреатов Нобелевской премии, но, например, 50-летний «интервал» в открытии метро в Лондоне и Москве. В коварстве – «эксклюзивное» прочтение Истории, не исключая судьбы Парижа 1813 года и Берлина 1945-го. Всё, что этому перечит, воспринимается как «эксцесс исполнителя».
Тем временем экзистенциальное для нас значение СВО игнорируется по обе стороны Атлантики. Никому нет дела, почему эта спецоперация началась. Повторим: наша мотивация «замещается» всё тем же стереотипно воспринимаемым почти «рыцарским» прошлым Запада и «ордынским» – Востока.
«Недооценённая» роль при этом принадлежит потомственным врагам России, начиная с послереволюционных эмигрантов и включая «борцов с режимом» – в каждом поколении. Они всегда около власти и знают, что ненависть к прародине – это успешный бизнес во все времена. Даже когда текущая хроника располагает к переосмыслению стереотипов. Но этого не происходит.
* * *
Вот штампы, подтверждаемые даже невинным протоколом. В далёком 1998 году в церемонии захоронения праха членов императорской семьи участвовали представители дома Романовых. Когда их попросили встать у стен Петропавловской крепости, чтобы сфотографироваться, они испугались: не будут ли их сейчас же расстреливать?
Далее – эксклюзив. В уникальной с 1945 года «дистиллированно-примиренческой» атмосфере совместной с НАТО миротворческой операции на Балканах (в конце 90-х) «присмотром» за нашими десантниками в боснийском городке Углевик занимался подполковник американской военной разведки… Яков Израилевич Абрамович. Это, конечно, мелочь, но он, по происхождению одессит, кропотливо выяснял, кто и зачем внёс в нашу среду ироничное прозвище американцев – пиндосы. Более «конструктивных» поручений он, по-видимому, не получал. На контрасте с ним другой американец искал с нами дружбы, но оказался понятно кем мотивированным недавним дезертиром из ГСВГ. Вербовочный подход застопорился. Даже с «односложным» извинением американского командующего.
Ещё один миротворческий эпизод: американский сосед по кабинету однажды задумчиво произнёс: «Полковник, вы же не похожи на преступника». И продолжил: «Ну, если бы между нами началась война, какое право вы имели бы в нас стрелять? Мы-то всегда действуем по закону и соблюдаем нормы морали!»
Здесь же приверженность публицистическим стереотипам, выносимым даже на переговорный уровень. В начале этого века натовские собеседники на полном серьёзе советовали нам выслать российских коммунистов на Кубу. Ради укрепления связей с Западом и вообще внутреннего оздоровления… Вспоминается череда эпизодов, связанных с восприятием начала 90-х. Оно трактуется однозначно – поражение Москвы и победа «свободного мира». С намёком на контрибуцию, по меньшей мере, моральную. Канадский лётчик украинского происхождения, доставивший продовольствие в Петербург, почти скандально изумился сохранению памятника Ленину в начале Московского проспекта: а навіщо ми привезли? (зачем мы привезли?)
С 2008 года не только грузины, но и украинцы стали неистово поднимать тему «репараций» за «имперско-советское» прошлое. Любое напоминание о том, что почти 60 лет «империей» правили выходцы из Украины и Грузии, на любых европейских, в том числе академических площадках, воспринималось как казус. В начале века нам предлагали предоставлять не только автономию, но и суверенитет даже отдельному «чечен-аулу» по аналогии с островом Мэн (что в Ирландском море), если он не хочет подчиняться федеральному центру. Но на встречный вопрос, как тогда быть с Фолклендами? – следовал раздражённый ответ: там же живут подданные её величества. Но при этом «о праве на референдум (в Крыму) нельзя судить только изнутри»…
Ещё – в жанре попурри: в 1994 году военный атташе США в Душанбе в звании первого (старшего) лейтенанта на полном серьёзе предложил командующему Коллективными миротворческими силами СНГ в Таджикистане генерал-полковнику Пьянкову докладывать в американское посольство о намерениях командования (на это генерал ехидно уточнил у американца, когда у того выходит срок на следующее воинское звание). Приблизительно тогда же генконсул США в Петербурге попросил командующего войсками ЛенВО ранжировать части округа по степени приверженности идеям демократии.
Десятки подобных фрагментов отражают главенствующий подход Запада: любое наше (то есть, их) решение будет правильным. Обывательская уверенность в своей изначальной правоте становится политическим мотиватором. На уровне разных «штабов». Это относится и к перспективам СВО. Самостоятельным фактором непредсказуемой эскалации выступает спонтанность или ситуативная обусловленность решений, связанных с ядерным оружием в Европе. Это когда команде «Пуск» предшествует не сигнал из «ядерного чемоданчика», а боязнь опоздать или совершенно не предсказуемые обстоятельства. Не стоит забывать и о почти конспирологической версии – последствиях накладки другого конфликта на СВО: всё чаще мы слышим, что «Россия – это ХАМАС». Не упрощает ситуацию и волнообразная суета вокруг Белоруссии…
* * *
Неадекватность восприятия сегодняшней «развилки» задаёт и установка на «поражение Кремля ради освобождения народов России». Из поколения в поколение все категории критиков-диссидентов не устают повторять: «Мы никогда не жили хуже, чем сегодня. Ужас царизма сменился чумой коммунизма, а теперь вообще – сущий ад…». Так что по незабвенному товарищу Огурцову из некогда культовой «Карнавальной ночи»: «Бабу Ягу заказывать не будем – воспитаем в собственном коллективе».
Но и сами мы не всегда задумываемся о том, что антивластная нахрапистость в военное время называется власовщиной, предательством. Вкупе со стараниями эмигрантов этот фактор может повлиять на решение о войне и мире. Тем более, что пресловутые «красные линии» Запад с нами не согласовывает. А кризис власти в США (66% американцев этого не исключает) может потребовать экстренных «духоподъёмно-консолидирующих» мер. Никуда не девается и роль случая: в далёком 1951 году Китай от ядерного удара США возможно спасло пребывание президента Трумэна в бане – на момент доклада генерала Макартура о необходимости экстренных мер по спасению Южной Кореи. Тем временем за жарким летом ожидается такая же осень… Повторим: как минимум, до выборов в США.
* * *
Парадокс состоит в том, что роль самой Украины в этом раскладе – скорее номинальная. О ней, как и о синдроме распада некогда общей страны, скажем отдельно и позже. Другое дело, что роль инцидента (тем более – провокации), повторим ещё раз, нельзя недооценивать: Первая мировая готовилась десятилетиями, но началась с выстрела Гаврилы Принципа на сараевском мосту. Но главная опасность исходит от неистовости «пинг-понга мести». Это когда за ударом одной стороны следует удар другой. По нарастающей и со всё меньшей оглядкой.
Дай Бог, чтобы ко времени вашего ознакомления с этим текстов ясности стало больше. И чтобы эта ясность осветила путь к миру. На условиях, приемлемых для всех, кто дорожит жизнью. Ну а нам не забыть бы, что мир завоёвывают…
Борис Подопригора,
социальный психолог, аналитик,
заслуженный военный специалист России