В 1768 году Турция объявляет войну России. Целью её является с помощью 400-тысячной турецкой армии и 100-тысячной крымско-татарской, захватить Малороссию, Кабарду и Грузию.
Для отвлечения морских сил турок в Средиземное море направляется эскадра под командованием Г.А. Спиридова, где и происходят значимые события, парализовавшие турок у наших южных берегов.
Самой значительной первой победой в царствование Екатерины была победа над турецким флотом при Чесме. В этом сражении Турция потеряла практически весь свой флот. После Чесмы Россия стала постоянно присутствовать в Средиземном море, сдерживая турецкие аппетиты. Нашей эскадрой командовал адмирал Г.А. Спиридов, однако многие историки забывают о нём и всю славу приписывают Алексею Орлову, который и получил приставку к своей фамилии – Чесменский. Да, именно Орлова Екатерина назначила главнокомандующим всеми силами в этой кампании, но он не был моряком. Вся же кампания происходила в море. Глупым человеком Орлов не был и поэтому, как правило, уступал планам предлагаемым Спиридовым.
В этой войне близка была победа при Наварине, но полностью не состоялась. Русской эскадре пришлось долго искать турецкий флот, который по вине А. Орлова и адмирала Эльфинстона смог уйти из Наварина. Как же развивались события далее, и что предшествовало победе при Чесме?
Бой в Хиосском проливе 23 июня 1770 года
После долгих поисков турецкого флота, он был обнаружен. 23 июня 1770 года объединенная русская эскадра, после разведки выяснив местонахождение турецких судов, подошла к проливу между островом Хиос и входом в Чесменскую бухту на побережье Малой Азии. Перед глазами русских моряков предстало величественное зрелище: против них стоял на якорях между Чесмой и Хиосом почти весь турецкий флот. Шестнадцать линейных кораблей: один 100-пушечный, один 96-пушечный, четыре 74-пушечных, восемь 60-пушечных, две 50-пушечные каравеллы, шесть 40-пушечных фрегатов, до шестидесяти бригантин, шебек, полугалер и других судов. На их борту находилось 15 000 человек и 1430 орудий. В русской эскадре насчитывалось девять линейных кораблей, три фрегата, три пинка, один пакетбот, тринадцать зафрахтованных и призовых судов, — 6500 человек и 608 орудий.
Главнокомандующий Алексей Орлов был в полной растерянности, да и напуган был изрядно, что видно из письма к Императрице: «…Увидя такое сооружение, я ужаснулся и был в неведении, – что мне предпринимать должно?» Реакция Алексея Орлова, когда он сравнил силы сторон, была понятна при его полной неосведомленности в морском, да и в ратном деле. Он был испуган количеством противника. Свои же силы, а главное, качество личного состава кораблей и их возможности, представлял слабо. Его беспомощность и растерянность привела его на «Евстафий» к адмиралу Спиридову за советом, – как быть?
Адмирал решительно настоял не упускать противника и навязать ему генеральное сражение, тем более и погода была на стороне нашей эскадры. Попутный ветер дул в паруса, что соответствовало линейной тактике тех лет, но, надо сказать, совершенно не соблюдавшейся русскими флотоводцами.
Тут же адмирал предложил план действий.
Спиридов принял решение атаковать турок тремя колоннами.
Первая колонна – авангардия – под командованием самого Спиридова на флагманском линейном корабле «Евстафий» – командир капитан 1 ранга Круз. Вторая колонна — кордебаталия — под флагом Главнокомандующего Орлова на линейном корабле «Три Иерарха» – командир капитан-бригадир Грейг. Третья колонна — арьергардия — под командованием Эльфинстона – линейный корабль «Не тронь меня» – командир капитан 1 ранга Бешенцов. Для защиты с фланга под командованием бригадира артиллерии Ганнибала должны были идти остальные корабли эскадры.
Адмирал Спиридов брал на себя нанесение первого удара по противнику. Это было опасно, но необходимо для примера всей эскадре.
Спиридов прекрасно знал, что турки сражаются только тогда, когда ими руководит командующий. Поэтому принял решение: «Евстафием» атаковать флагмана турок «Реал Мустафа» и взять его на абордаж.
Орлов вынужден был согласиться с решением более опытного в морских ратных делах адмирала.
План Спиридова был новшеством в линейной тактике, о чем в те времена и заикаться не смели ни в каком флоте. Особенно в английском, где и была разработана линейная тактика и исполнялась буква в букву даже против очевидной нелепости в некоторых случаях.
Второе новшество в плане адмирала Спиридова — элемент внезапности. Это позволяло объединенной эскадре выиграть время для беспрепятственного продвижения к линии баталии.
Адмирал Спиридов предложил графу Алексею Орлову идти на сближение не строем фронта, что неизбежно подставляло бы русские корабли под артиллерийский огонь судов противника, а строем кильватера до дистанции артиллерийской досягаемости противника.
К рассвету 24 июня корабли объединенной русской эскадры заняли места по диспозиции в трех колоннах. В начале восьмого часа на линейном корабле «Три Иерарха» взвился сигнал: «Гнать на неприятеля!»
Первыми шли суда авангарда: линейный корабль «Европа», за ним линейный корабль «Евстафий» под флагом адмирала Спиридова. Замыкал колонну линейный корабль «Три Святителя». На строго установленной дистанции от них шли корабли кордебаталии (центра) и арьергарда. Сбоку, чтобы прикрыть эскадру с фланга, параллельным курсом направлялись к противнику суда под командованием Ганнибала.
Турецкий флот успел за ночь приготовиться к встрече. По свидетельству Грейга «турецкая линия баталии была превосходно устроена, расстояние между кораблями было не более длины двух кораблей».
Неприятельские суда были построены в две линии: десять линейных кораблей в первой линии, семь линейных кораблей, две каравеллы и два фрегата во второй. Все они были обращены бортами к русской эскадре и расставлены так, что суда второй линии занимали промежутки между судами первой линии и могли вместе с ними вести огонь всем бортом, то есть стрелять из семисот орудий.
Русской эскадре помогал попутный ветер, для турецкого флота он оказался проблемой. Приходилось не только вести сражение, но и маневрировать, чтобы корабли не снесло на мель и не выбросило на близкий берег.
Намерение адмирала Спиридова пробиться к турецкому флагману сопряжено с большим риском и граничило с безумием. Но Спиридов знал своих командиров и твердо верил в храбрость и дисциплинированность русских матросов.
Корабли эскадры продвигались навстречу противнику. Напряжение и тишина с каждой минутой становились невыносимыми. Но Спиридов категорически приказал не открывать огня по противнику до сигнала с линейного корабля «Евстафий». Даже когда авангард приблизился к передовой линии турецкого флота на расстояние пушечного выстрела, орудия его судов еще молчали.
Суда авангарда под всеми парусами при полном молчании продолжали сближение вплотную. Застыли у пушек матросы-канониры, за высоким фальшбортом укрылись десантные отряды, готовые к абордажному бою. Заняли свои места музыканты корабельного оркестра, вызванные Спиридовым наверх. Сам адмирал стоял на возвышении шканцев, не отрывая глаз от подзорной трубы, направленной на передовую линию противника.
Это молчаливое движение авангарда больше всего подействовало на противника: у него не хватило выдержки, и он открыл огонь, когда расстояние сократилось до трех кабельтов (около 500 метров).
Наконец расстояние между передовой линией турецкого флота и головным кораблем авангарда «Европой» сократилось до мушкетного выстрела. Только тогда, ровно в полдень, адмирал Спиридов приказал музыкантам на «Евстафии»: «Играть до последнего!» И сейчас же распорядился поднять сигнал: «Начать бой!»
Сближение длилось четыре часа с 8 утра до12 часов дня.
Линейный корабль «Европа» уже находился рядом с передовой линией турецких судов, но вдруг стал быстро уклоняться в сторону. Разгневанный адмирал Спиридов, когда «Евстафий» проходил мимо «Европы», крикнул, завидев командира на шканцах:
– Клокачев, поздравляю вас матросом!
Клокачев негодующе показал на греческого лоцмана, стоявшего там же на шканцах, так как повернул по его требованию. Лоцман уверял, что корабль шёл на камни. Видимо, лоцман не выдержал напряжения и струхнул, мягко говоря. Что касается командиров, то они должны прислушиваться к лоцманам, но решение остаётся всегда за командиром.
Ждать, пока «Европа» обогнет препятствие, было невозможно, и адмирал приказал командиру «Евстафия» капитану 1 ранга Крузу:
– Александр Иванович! Вам и вашему кораблю надлежит занять место капитана Клокачева.
«Евстафий» стал головным в авангарде. Вся мощь артиллерийского и ружейного огня трех неприятельских кораблей обрушилась на него. С обнаженной шпагой адмирал Спиридов расхаживал на шканцах и хладнокровно руководил боем, подбадривая матросов, и время от времени обращаясь к музыкантам:
– Играть! Играть до победы!
Сосредоточенный огонь неприятеля перебил на «Евстафии» снасти и лишил его способности самостоятельно передвигаться.
Корабль стал дрейфовать! Сильным течением в проливе его прижало к флагманскому турецкому линейному кораблю «Реал-Мустафа».
«Евстафий» уперся в него бушпритом.
Завязался абордажный бой на палубе флагмана «Реал-Мустафы». Схватились в рукопашном бою турки с русскими матросами и солдатами, а стрелки на реях и вантах «Евстафия» ружейным огнем очищали путь группе русских моряков. Наши матросы пробивались на ют турецкого флагмана, чтобы завладеть кормовым флагом корабля. Сквозь пороховой дым было видно, как один марсовый матрос с «Евстафия» прорвался к флагу и протянул к нему правую руку. Мгновение, – и раненая ятаганом рука повисла. Марсовый протянул левую руку, но турецкий матрос, защищавший флаг, нанес удар и по ней. Тогда марсовый зубами вцепился в полотнище флага и упал, проколотый насквозь. Схватка на юте кончилась победой русских моряков. Изодранный кормовой флаг турецкого флагмана был доставлен адмиралу Спиридову.
Бой распространился по всему кораблю противника. Огонь единорогов «Евстафия» вызвал в час дня пожар под шканцами «Реал-Мустафы». Турецкий флагман адмирал Гассан-паша, чтобы избежать плена на шлюпке перешёл на 100-пушечный «Капудан-паша». Главнокомандующий адмирал Хосамедин еще накануне на всякий случай перебрался на берег острова, в лагерь сухопутных войск.
Пожар на турецком флагмане разгорался, угрожая перекинуться на «Евстафий».
С разрешения адмирала Спиридова командир «Евстафия» попытался отбуксировать свой корабль при помощи шлюпок, но это не удалось.
Морской же устав требовал: старший флагман, руководящий боем, не имеет права оставаться на корабле, который подвергался опасности погибнуть, он обязан перейти на другой корабль.
Адмиралу Спиридову пришлось перенести свой флаг на «Три Святителя».
Едва шлюпка успела отвезти Спиридова и Федора Орлова – брата Главнокомандующего – Алексея Орлова, как рухнула охваченная огнем грот-мачта «Реал-Мустафы», и горящие обломки ее попали в открытую крюйт-камеру «Евстафия», откуда беспрерывно подавались боеприпасы. Раздался огромный взрыв и «Евстафий» скрылся под водой. Через некоторое время раздался второй взрыв – это «Реал-Мустафа» разделил участь «Евстафия». Из всего экипажа «Евстафия» спаслись лишь командир капитан 1 ранга Крузе, израненный и обожженный, и не более шестидесяти человек команды.
На турецких судах торопливо рубили якорные канаты, стремясь уйти от этого места.
Гибель флагманского корабля «Реал-Мустафа» деморализовала личный состав неприятельских судов, и флот перестал повиноваться.
Все корабли турецкого флота в беспорядке, кто как мог, вместе с командующим Гасан-Пашой поторопились уйти в Чесменскую бухту.
К исходу дня весь турецкий флот укрылся под защиту батарей Чесменской бухты, а русские корабли заняли якорную стоянку недалеко от входа в нее, с интервалом одного кабельтова (185.2 метра) один от другого, чтобы противник не мог выскользнуть и прорваться из бухты в море. Однако турки и не помышляли выскочить из бухты. Просто они не представляли, что их ждёт ночью через сутки. Уже было сказано, что наши адмиралы хоть и использовали элементы линейной тактики, но полностью её не использовали, а действовали по обстановке, что ночью и продемонстрировали туркам, да и всему миру, проведя впервые ночное сражение.
Маневр, задуманный и проведенный Г.А. Спиридовым, всецело оправдал себя и стал началом конца старой линейной тактики парусного флота, которая, как уже было сказано, не очень-то соблюдалась в русском флоте.
Через сутки после боя в Хиосском проливе, 25 июня, в пять часов вечера под председательством Главнокомандующего графа Алексея Орлова на линейном корабле «Три Иерарха», на котором он держал кайзер-флаг, собрался военный совет.
Повреждения, причиненные в бою судам русской эскадры, были за истекшую ночь и день устранены.
А Гасан-Паша совершил роковую ошибку, уведя весь свой флот в Чесменскую бухту, что и было отмечено на военном совете адмиралом Г.А. Спиридовым. В бухте огромному флоту нельзя было ни маневрировать, ни сражаться. Турки, пожалуй, и не ждали сражения в гавани, так как доселе такого не бывало. Линейная тактика, как было уже сказано, этого не предусматривала.
Особенности Эфеса – древнее название бухты и города на берегу ее – Сисьмы, так Чесма значилась на голландских картах, и обсуждали на совете. Карта лежала перед членами военного совета в кают-компании «Трёх Иерархов». На совете учли узость бухты и отсутствие возможности маневрировать.
В военном совете принимали участие Алексей Орлов, адмирал Спиридов, контр-адмирал Елманов, контр-адмирал Эльфинстон, капитан-бригадир Грейг, израненный и обожженный командир погибшего линейного корабля «Евстафий» – капитан 1 ранга Круз, командиры действующих линейных кораблей и бригадир артиллерии Ганнибал.
У Главнокомандующего графа Алексея Орлова не было определенного плана. Как и перед боем в Хиосском проливе, он опять не представлял себе возможности окончательной победы. Орлова очень смущала разница в количестве кораблей: турецких – 69 вымпелов, русских – 30. Моряки настаивали на решительных и немедленных действиях, чтобы не упустить благоприятный момент.
Адмирал Спиридов указал, что ограничиться осадой и артиллерийским обстрелом нельзя, это не приведет к победе над многочисленным неприятелем даже в невыгодных для него условиях.
Выпустить же турок из бухты было бы равносильно проигрышу всей Архипелагской кампании.
Адмиралы и командиры линейных кораблей сошлись в одном: как можно скорей уничтожить турецкий флот, не дав его командованию времени на размышления. Вопрос, в принципе, был решён. Оставалось разрешить — как именно разгромить и уничтожить запертый в бухте превосходящий численностью флот турок.
Адмирал Спиридов с бригадиром Ганнибалом уже обсуждали между собой обстановку, сложившуюся к моменту заседания военного совета. Они решили сжечь турецкий флот брандерами (небольшими кораблями заполненными порохом, поджигаемые при сближении с противником).
Выработанный план был предложен военному совету. Благодаря поддержке контр-адмирала Елманова, капитан-бригадира Грейга и капитана 1 ранга Клокачева, Главнокомандующий Орлов согласился и принял его целиком.
План Спиридова и Ганнибала состоял в следующем: использовать в качестве брандеров транспортные суда, сопровождающие эскадру и не представляющие значительной ценности.
Алексей Орлов согласился превратить четыре зафрахтованные транспорта в брандеры.
Их предстояло нагрузить всякими горючими материалами: смолой, селитрой, серой, а палубу, рангоут и борта пропитать скипидаром. Такой брандер представлял собой смертельную опасность, если бы сумел подойти к вражескому кораблю и зацепиться за него. Для этого к бушприту и нокам рей прикреплялись крючья, которыми команда должна зацепить за фальшборт и надстройки неприятельского судна.
Снаряжение брандеров и подбор их командиров были поручены бригадиру Ганнибалу. Для осуществления такого плана требовались люди хладнокровные и готовые пожертвовать собой.
Как только Ганнибал обратился к офицерам эскадры, тотчас же к нему явились четыре кандидата: капитан-лейтенант Дугдаль, лейтенанты Ильин, Мекензи и мичман Гагарин. Назначив их командирами брандеров, Ганнибал вместе с ними отобрал лучших добровольцев для команд гребных шлюпок, предназначенных в случае безветрия буксировать брандеры на внутренний рейд бухты и после подрыва взять на свой борт командиров и матросов.
По окончательному плану действий – общее руководство и наблюдение брал на себя адмирал Спиридов.
Капитану-бригадиру Грейгу поручалось руководство прорывом в бухту. Для прорыва были назначены четыре линейных корабля: «Ростислав», «Европа», «Не тронь меня» и «Саратов», два фрегата: «Надежда Благополучия» и «Африка», один бомбардирский корабль «Гром». Этому отряду надлежало войти в Чесменскую бухту и артиллерийским огнем подавить две батареи, каждая из 22 пушек, установленных у входа в бухту. Далее вступить в бой с неприятельским флотом и отвлечь внимание их экипажей на себя. Этими действиями предстояло открыть дорогу брандерам.
Еще засветло, когда заседал военный совет, бомбардирский корабль «Гром» получил приказание занять позицию перед самым входом в Чесменскую бухту как можно ближе к береговым батареям и с этого места начать их обстрел. Турецкие батареи отвечали лениво. Турки и не подозревали, что «Грому» поручено произвести разведку огнем. С наступлением вечера суда, выделенные для атаки турецкого флота, заняли исходную позицию перед входом в бухту. Наступила лунная, тихая ночь. Слабый ветер, дувший в сторону внутреннего рейда, благоприятствовал русским кораблям. Но на поверхности моря, залитой лунным светом, каждый маневр русских судов был ясно виден туркам.
Полный успех атаки зависел от точнейшего выполнения плана, разработанного Спиридовым. Малейшее промедление давало противнику возможность затруднить, если не сорвать, осуществление смелого плана.
В 23 часа, как было условлено, под гафелем линейного корабля «Ростислав», назначенного флагманским кораблем отряда, вспыхнул свет фонаря. Находившиеся на нем флагман адмирал Спиридов и начальник отряда капитан-бригадир Грейг запрашивали о готовности судов отряда к началу движения в бухту. На флагштоках кораблей отряда зажглись огни, означавшие: «Мы готовы!» На линейном корабле «Ростислав» в ответ на фалах подняли три зажженных фонаря – приказ следовать курсом в бухту на сближение с неприятелем до дистанции пушечного выстрела.
Однако по непонятным причинам начало общего движения отряда задержалось на полчаса. Уходило впустую драгоценное время.
Вмешался адмирал Спиридов, до тех пор предоставивший распоряжаться начальнику отряда капитан-бригадиру Грейгу.
Выхватив из рук Грейга рупор, адмирал повернулся в сторону линейного корабля «Европа», стоявшего между «Надеждой Благополучия» и «Ростиславом», и крикнул:
– Командир «Европы»! Вам начинать, не мешкая, как иные!
Этим приказанием Спиридов покончил с заминкой, указав и Грейгу на недопустимость промедления.
Первым повиновался приказу Клокачев, немедленно открыв огонь по турецким батареям.
К полночи линейный корабль «Европа» был уже рядом с «Громом» и вместе с ним проник в бухту через узкий вход между мысами, на которых стояли турецкие батареи. Корабли, отвечая огнём по батареям, не прекращали движение. Оба корабля прорвались в бухту, приблизились на дистанцию пушечного выстрела к якорной стоянке турецкого флота и открыли огонь по неприятельским судам. Турки ответили ураганным, но беспорядочным огнем.
Залп бомбардирского корабля «Гром» был очень удачен: его брандскугель (два, начинённых порохом ядра, соединённых цепью) попали в паруса одного из турецких линейных кораблей. Парус сразу вспыхнул, пламя охватило грот-мачту, распространилось по верхней палубе. Через несколько минут вся кормовая часть запылала. С линейного корабля «Европа», бомбардирского корабля «Гром» и с подошедших линейных кораблей «Ростислав», «Не тронь меня», фрегатов «Надежда Благополучия» и «Африка» наблюдали, как метались турецкие моряки, стремясь потушить пожар. К этому времени горели уже три турецких корабля.
Пришло время пускать брандеры, так как всё внимание противника сосредоточилось на своих подожжённых судах. Три брандера под командованием капитан-лейтенанта Дугдаля, лейтенанта Мекензи и мичмана Гагарина держались наготове, спрятавшись от турецких наблюдателей за фрегатами. Четвертый брандер подошел поближе к «Грому», чтобы с него принять своего командира, лейтенанта Ильина. До этого момента лейтенант продолжал исполнять свои обязанности на бомбардирском корабле, где командовал батареей мортир и гаубиц.
– Велите им идти с Богом! – коротко приказал Спиридов Грейгу, показывая на брандеры.
Грейг подал условленный знак и распорядился прекратить обстрел противника, чтобы, не дай Бог, не угодить нечаянно в свои брандеры.
На русской эскадре все затихло. Все, не отрываясь, следили за брандерами, которые шли по лунной дорожке вглубь внутреннего рейда. За каждым брандером тащились на буксире гребные шлюпки, в которые должна была перебраться команда, закончив свое дело.
Все суда объединенной эскадры один за другим подошли к отряду Спиридова – Грейга. На кораблях все, от адмирала до последнего матроса, сознавали, какой смертельной опасности подвергали себя добровольцы на брандерах.
Брандер капитан-лейтенанта Дугдаля не успел пройти и половины расстояния, как был замечен противником. Две турецкие галеры устремились ему наперерез. Дугдаль, видя, что ему не справиться с ними, приказал матросам прыгать за борт и плыть к шлюпке, сам же поджег брандер.
Начиненный горючими веществами, пропитанный скипидаром брандер взорвался почти мгновенно. Канонир Нестеров, остававшийся на брандере вместе с Дугдалем, успел подхватить обожженного и раненного в ноги командира. Держа его, бросился в воду и поплыл к шлюпке. Турецкие галеры метнулись в сторону от места взрыва. Команда на шлюпке беспрепятственно подобрала Дугдаля и Нестерова, погребла к линейному кораблю «Три Иерарха».
Вторым пошел брандер лейтенанта Мекензи. Он достиг первой линии неприятельских судов, но из-за неудачного маневра его прижало к борту уже горевшего турецкого корабля. Команда успела покинуть брандер и добраться до судов эскадры.
Подошла очередь третьего брандера. Его повел лейтенант Ильин. Неудача, постигшая Дугдаля и Мекензи, его не смутила. Когда лейтенант Ильин вёл брандер мимо линейного корабля «Ростислав»,– Грейг не выдержал и крикнул Ильину:
– Ни под каким видом не зажигайтесь, пока не сцепитесь с неприятелем!
К моменту выхода брандера лейтенанта Дмитрия Сергеевича Ильина в атаку, турки возобновили ураганный артиллерийский огонь по русским кораблям. Грейг, в свою очередь, возобновил стрельбу, чтобы помочь Ильину дойти до цели. Третий брандер очутился между двух огней!
Лейтенант Ильин все же достиг цели. Он вплотную подвел свое судно к борту 84-пушечного турецкого корабля. Русские матросы работали, как на учении: крепко прицепили брандер к фальшборту турецкого корабля, затем подтянули шлюпку, спустились в нее. После этого Ильин поджег брандер и спрыгнул в шлюпку сам.
Пламя, охватившее брандер, уже ползло к фальшборту и рангоуту турецкого корабля. Турецкая команда, полностью деморализованная, смотрела на огонь, не предпринимая никаких мер. Не предприняла она мер и при подходе брандера.
Такое непонятное поведение турок объяснил впоследствии сам Гассан-Паша французскому послу в Стамбуле – Тотту: он принял брандер Ильина за дезертира – перебежчика с русской эскадры, решившего сдаться в плен. Это впечатление создалось у него, когда русские открыли огонь как бы вдогонку, и поэтому он приказал не стрелять по брандеру Ильина. Да, видимо, не знал Гассан-Паша, что на русском флоте за всю истории до этих событий и после предателей и перебежчиков не было.
Дмитрий Сергеевич Ильин после поджога своего брандера спрыгнул в шлюпку, приказал матросам повременить грести, встал во весь рост лицом к неприятелю и, только когда убедился, что «большой корабль в огне, и пламя к парусам пришло, и оные все мачты, стеньги и реи загорелись», скомандовал грести.
Уже придя к борту «Грома», командир и команда третьего брандера услышали оглушительный взрыв; одновременно взорвались и брандер, и турецкий корабль. Взрывом разметало пылавшие обломки по рейду и на палубы других неприятельских кораблей.
Внутренний рейд Чесменской бухты осветился заревом огромного костра. Стало светло, как днем. Горели десятки судов, больших и малых.
Грейг в «Собственноручном журнале» записал: «Пожар турецкого флота сделался общим к трем часам утра. Легче вообразить, чем описать ужас и замешательство, овладевшее неприятелем! Турки прекратили всякое сопротивление даже на тех судах, которые еще не загорелись. Большая часть гребных судов затонула или опрокинулась от множества людей, бросавшихся с них в воду. Целые команды в страхе и отчаянии кидались за борт, поверхность бухты была покрыта бесчисленным множеством несчастных, спасавшихся, топя один другого. Немногие достигали берега. Командор (так Грейг называл себя) снова приказал прекратить пальбу с намерением дать спастись, по крайней мере, тем из них, у кого было довольно сил, чтобы доплыть до берега. Страх турок был до того велик, что они оставляли не только суда, еще не загоревшиеся, но и прибрежные батареи, даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уже гарнизоном и жителями.
Так кончилось ночное дело с 25 на 26 число июня, в котором турецкий флот был совершенно истреблен. Это одна из самых решительных побед, какую только можно найти в морских летописях всех наций, древних и новейших…»
Шестьдесят три судна сгорели в течение ночи. Десять тысяч человек, две трети личного состава турецкого флота погибли в огне.
Русская объединенная эскадра потеряла одиннадцать человек: 8 на линейном корабле «Европа», 3 на линейном корабле «Не тронь меня».
Турецкий флот был уничтожен, о чем и доложил граф Алексей Григорьевич Орлов императрице Екатерине II.
А адмирал Григорий Андреевич Спиридов – доложил о победе Адмиралтейств-коллегии.
Оба донесения увез в тот же день сын адмирала, посланный курьером в Петербург. В письме, адресованном И. Г. Чернышеву, исполнявшему тогда обязанности Президента Адмиралтейств-коллегии, флагман русской объединенной эскадры Спиридов так написал о Чесменской победе:
«Слава Господу Богу и честь Российскому флоту! В ночь с 25-го на 26-ое флот турецкий атаковали, разбили, разгромили, подожгли, в небо пустили и в пепел превратили. Ныне в Архипелаге в сём пребываем силой господствующей…»