Форма жизни – кокетство
О сборнике стихотворений Романа Круглова «Форма жизни» (2019)
Некогда бесконечно далёкий от Романа Круглова Игорь Северянин писал, говоря по-сегодняшнему, простецки: «Я гений – Игорь Северянин». Роман Круглов пишет заковыристее:
Я в своей глубине тону –
В грязной луже.
А во мне всё черно и вычурно,
То есть ложно…
Этим стихотворением открывается сборник избранных стихов, то есть автор как бы предваряет итог своему поэтическому творчеству, по крайней мере, за последние десять лет. Но на самом деле и это подведение итогов тоже лживо, потому что вовсе не всё лживо и не всё черно в многострадальной душе Романа Круглова, а главное – это покрасоваться перед предполагаемым читателем. Например, (о себе) в 2016 году:
И ты пройдешь, как сон дурной,
Зверюги и зануды помесь (…)
Ух, ты, как здорово! Почти динозавр в современном поэтическом образе. Но оказывается, это не всё. Поэт, которому едва за тридцать, пишет о себе, словно подводя итоги жизни:
Если Бог уже не пошлёт любви, Я согласен и так. Я давно пыльцой её опалён – Тлеет боль в спине. Я насквозь огнём её опылён – Пламя зреет во мне.
Я, правда, тут не разобрался в словах «опалён» и «опылён», потому что огнём можно быть опалённым, а пыльцой – опылённым. То ли это опечатка, то ли – прихотливая метафора.
В другом месте с потрясающей вычурностью, которая может мне напомнить только стихи В. Бенедиктова, автор пишет:
Я опять с ненасытной моей пустотой, Моей чёрной дырой вместо сердца.
Господи, как это напоминает светловское: «Лишь по небу тихо сползла, погодя, / На бархат заката слезинка дождя». Образец пошлости советских времён!
Но всё-таки не так прост наш кокетливый автор, и не такая уж чёрная дыра у него в сердце. Я думаю, что ключевым в этом сборнике является создание образа автора в виде сказочного Колобка. И этим образом автор явно наслаждается:
От проблем ушёл, и от себя ушёл, От тебя, Лиса, и подавно уйду.
Вот так-то и катится наш Колобок, и, может быть, не случайно его фамилия Круглов…
В одном из первых стихотворений сборника автор пишет:
Сад мой запущенный, но Сквозь лебеду и репьи – Звуки всё чище мои.
Может, и чище, но, поверь, Колобок, Лиса тебя ещё ждёт.
Геннадий Муриков
Поэзия как форма жизни
В новой книге стихов Романа Круглова представлены стихи, написанные за более чем десятилетний период жизни, 2008-2019 годов. Это книга избранного. Название книги не случайное. Она имеет свою идею, свой замысел, о чем и говорит ее название – «Форма жизни». Здесь слово «форма» имеет некий метафизический, экзистенциальный смысл, неотделимый от понятия «жизнь». Это не столько внешнее выражение жизни, ее видимость или определенность очертаний, сколько форма, которую необходимо принимает сокровенная сущность жизни; в частном случае, это та форма, которую принимает личная жизнь, личная судьба. Как бы форма для отливки чего-то, чему необходимо быть.
Но это в идеале, в окончательности предназначения. А в реальности, пока живешь, в процессе жизни, ее текучести, случайности, непредвиденности форма твоей жизни ускользает от четких очертаний и определений, текуча, туманна, изменчива, эта форма – Протей, сама жизнь, ее метаморфозы. В стихах Романа Круглова, вошедших в книгу, на мой взгляд, переживается глубокий трагизм этой изменчивости, противоречивости, размытости границ, смешанности ориентиров, и делается попытка найти опору, нащупать твердую почву, отыскать основу, нечто незыблемое. Попытка противостоять этой страшной изменчивости, достичь формы, воплотить невоплощенное, то, что необходимо должно быть воплощено. Найти строй «в нестройном вихре чувства», «безличное вочеловечить, несбывшееся воплотить» (Блок). Глубокий трагизм жизни в том, что мечты, надежды, чаянья в реальности личной судьбы не воплощаются, не принимают форму, или остаются недовоплощенными, или принимают не ту форму, которая чаялась, ложную, обманную, искаженную, уродливую. На мой взгляд, это и есть главная тема книги Романа Круглова. Автор мучительно переживает эту тему посредством стихов, самими стихами, с чрезвычайной сосредоточенностью и серьезностью; с той неотвратимой серьезностью, когда «строчки с кровью убивают», когда они требуют от поэта «полной гибели всерьез» (Пастернак). Тут не до вычур и изысков, тут дело нешуточное, вопрос жизни и смерти. Эта тема заявлена в первом же стихотворении книги Романа Круглова: «А во мне все черно и вычурно, / То есть ложно». Об этом же в другом стихотворении в середине книги («Простые эти чудеса»)– о простых чудесах природы, совершенстве ее форм, волшебстве ее воплощений, которые ни сохранить, ни повторить. А мы «Любые вычуры творить / Умеем сами: / Петь розой, соловьем цвести…». Только не умеем поймать «живое волшебство», оно нам так и не дается, ускользает опять и опять, остается недостижимым, «как звезда на дне колодца». Или вот одно из центральных стихотворений в книге на эту тему ускользания, невоплотимости:
Все кажется, что наконец
Заглянешь под фату мгновенья,
А жизнь идет, как под венец,
И ты дрожишь от нетерпенья.
Не видно таинств. Видно храм,
Толпой заполненную паперть…
Все то, что предлагают нам
Воображение и память –
Косноязычный перевод
(И эта малость, точно милость!)
Того, что было и того,
Что так и не довоплотилось.
Попытка найти опору в неясном для себя воплощении, когда оторван от привычной опоры, от земли, и растешь корнями вверх (образ из другого стихотворения Романа Круглова), или утолить тоску невоплотимости, вырываясь из оков себя, своей самости, приникнув к таинству совершенства природы, в мистическом слиянии с ней:
В глупые виски
Намертво зажат,
Огонек тоски
Смотрит на закат.
Там, где горизонт,
Глубже, ярче дня
Трещина растет,
Огонек маня.
Он глядит в разлом,
В общий вечный свет,
Он бы рад… но – нет,
Не исчезнуть в нем.
Форма, которую необходимо должен принять дух (форма духовная, живая), и форма только телесная, материальная, мертвая, форма, лишенная духа, или которую дух покинул. Об этом одно из самых пронзительных стихотворений в книге Романа Круглова:
Жив-здоров, но разве в этом дело?
Кроется в материи живой
Издевательство над смыслом тела –
Непристойность куклы восковой.
В зеркала застывшей оперетте
Вижу, как почти что не таясь,
Часа ждет не бледный ангел смерти,
А в гробу напудренный паяц.
Гнусный шут до выхода на сцену
Обозначил зрителю себя
Тем, как на лице сгустились тени,
Тем, что постарели все друзья.
Неужели эти все улики,
Эта подлая игла в яйце –
Чтобы видеть замысел великий
В женщине, в ребенке, в мертвеце?
В чем же он, этот великий замысел, и есть ли он, и великий ли? Может быть, баня с паутиной и пауками по Достоевскому? Поэт Роман Круглов (потому что поэт) видит этот великий замысел не в тленном распаде, а в неистребимости живых форм природы. Именно в красоте и совершенстве природных форм воплощен замысел жизни. Об этом одно из лучших стихотворений книги Романа Круглова «Звезды»:
Стволов сосновых охряные нити
Между закатом и водой озерной
Натянуты, по ним звенит огонь,
Они дрожат, стекая в отраженье.
Молчи кузнечик!
Нет, милый, пой. До головокруженья
Гляжу в небес открытую ладонь,
В которой к ночи прорастают зерна.
Стары, как мир. Но чем же заменить их?
Ничем. И нечем.
Да, есть некий затаенный смысл формы, в которой проявляет себя мир:
Произвольность пространства и времени,
Робких смыслов непрочная сеть –
Вот реальность…
Это просто любовь, облаченная
В очень ветхое бытие.
И поэтому:
Хоть мир вокруг жесток и груб,
Из желудя родится дуб,
Из ракушки возникнет море.
И поэтому, явленный нам в природе великий замысел существования, диктует поэту-творцу, мастеру живых, одухотворенных форм, строки о сути подлинного творчества:
Стих редактирует поэта –
Строка подсказывает суть,
Сквозь ложное выводит к свету,
До свету не дает уснуть.
Вот так из женщины обычной
Ребенок порождает мать.
Угрюмый вид стены кирпичной
Просторы учит понимать.
Как без стены – пройти сквозь стену?
Стена нужна… Настанет срок,
Придет пора стенам на смену
Пройти сквозь смерть, как между строк.
Строка, стихотворение – форма жизни. Одна из форм жизни. Для поэта поэзия – форма жизни, ему необходимая. Вне этой формы он жить не может. Эта форма жизни уму назначена, его предназначение. Смерть – распад формы, она между строк. Между. Промежуток в жизни строк, в жизни поэзии. Строки остаются. Поэзия остается. Эта форма жизни бессмертна. Вот почему в смуте и неразберихе жизни и всеобщей, и личной, в ее мешанине и сумбуре, в ее жестоких, беспощадных к человеку проявлениях вдруг в самый отчаянный момент находится под ногами твердая почва, опора души:
Простились сады со славой
Кленовой своей звезды
И над куполами Лавры
Сбиваются в клин кресты.
Подранок в груди курлычет.
Куда нам лететь с тобой?
Сырая земля привычней.
Останемся. Примем бой.
Вот такую форму принимает жизнь в стихах Романа Круглова: остаться в родстве с землей и не уклоняться от боя. По завету Тютчева: «Как бой ни жесток, ни упорна борьба».
Вячеслав Овсянников
